— В темноте лучше видно, что происходит, — пояснил мужчина, словно угадав ее мысли. — Но когда проживешь во тьме слишком долго, потом очень трудно возвращаться на свет. Поэтому иногда нужны перерывы.
В его взгляде не было вожделения. Он просто исследовал Аомамэ, как объект. Так пассажир судна, стоя на палубе, изучает проплывающий мимо островок. Вот только пассажир не простой. Он умеет видеть острова насквозь. Под этим острым, всепроникающим взором Аомамэ вдруг осознала, насколько ее тело убого и несовершенно. Хотя обычно подобными комплексами не страдала. Наоборот, если не считать разнокалиберных грудей, телом своим она даже гордилась. Каждый день заботливо следила за тем, как оно себя чувствует, как выглядит. Каждая мышца подтянута, ни единой складочки. Но теперь, под взглядом этого человека, Аомамэ показалось, что ее тело — старый безобразный мешок, набитый мясом и костями.
Словно догадавшись о том, что творится в ее душе, мужчина прекратил этот жуткий досмотр. Аомамэ ощутила кожей, как его взгляд вдруг утратил силу. Так падает напор воды в шланге, из которого поливают лужайку, если кто-нибудь в доме завинтит кран.
— Извини, ты не могла бы приоткрыть шторы? — тихо сказал мужчина. — Тебе же будет легче работать.
Аомамэ опустила сумку на пол, подошла к окну, раздвинула тяжелые шторы, отдернула кружевной тюль. Вечерний город залил комнату призрачным сиянием. Огни токийской телебашни, фонари скоростной магистрали, вспышки автомобильных фар, горящие окна небоскребов, неоновые вывески на крышах зданий — вся иллюминация сумеречного мегаполиса хлынула в гостиничный номер. Светлее в комнате не стало. Но теперь хотя бы можно было разобрать, где какая мебель стоит. Тусклый сумрак вызвал прилив ностальгии. Это было свечение мира, где она привыкла существовать. Внешнего мира, которого ей так сейчас не хватало. Но даже такой слабый свет вызвал у мужчины страдания. Когда она обернулась, он все так же сидел на кровати, скрестив ноги, и прятал лицо в ладонях.
— Что-то не так? — спросила Аомамэ.
— Все в порядке, — ответил он.
— Может, все-таки немного задернуть?
— Оставь как есть. Просто у меня проблемы с сетчаткой. Глаза привыкают к свету не сразу. Нужно немного времени. Садись и подожди, если не трудно.
Воспаление сетчатки, припомнила Аомамэ. Чаще всего приводит к полной слепоте. Впрочем, это уже вне ее компетенции. То, с чем нужно работать ей, к зрению отношения не имеет.
Пока мужчина, закрыв лицо руками, привыкал к свету, Аомамэ опустилась на диван напротив и постаралась разглядеть своего визави, насколько возможно. Наконец-то пришел черед изучить того, с кем имеешь дело.
Человек и правда огромный. Не толстяк. Просто огромный — как ростом, так и вширь. Силищи не занимать. Да, хозяйка предупреждала, что он великан, но Аомамэ даже представить не могла, насколько это буквально. Хотя, казалось бы, глава религиозной секты вовсе не обязан быть таких исполинских размеров. Аомамэ представила, как это чудовище насилует девочек, и лицо ее невольно перекосилось. Вот он, абсолютно голый, склоняется над беззащитным тельцем. Какое сопротивление может оказать ему десятилетняя девочка? Тут и взрослой-то женщине просто некуда деться.
На мужчине — легкие тренировочные штаны на резинке и рубашка с коротким рукавом. Рубашка без узора прошита блестящей нитью. В обтяжку, две пуговицы сверху расстегнуты. И штаны, и рубашка то ли белые, то ли светло-кремовые, не разобрать. Пижамой не назовешь — скорее легкое домашнее одеяние. Или классическая униформа для отдыха под пальмами в жарких странах. Здоровенные голые ступни. Плечи широченные, как у чемпиона по спортивной борьбе.
— Спасибо, что пришла, — произнес мужчина, будто специально выдержав паузу, чтобы Аомамэ хорошенько его разглядела.
— Это моя работа. Когда вызывают, прихожу куда нужно, — отозвалась она как можно бесстрастнее.
И тут же ощутила себя кем-то вроде проститутки. Может, оттого, что под его пристальным взглядом в темноте почувствовала себя раздетой?
— Ты в курсе, куда тебя вызвали на этот раз? — спросил мужчина, не отнимая рук от лица.
— Вы хотите спросить, что я знаю о вас?
— Да.
— Почти ничего, — осторожно ответила Аомамэ. — Мне даже не сказали, как вас зовут. Знаю только, что вы руководите религиозной организацией то ли в Нагано, то ли в Яманаси. Что у вас проблемы с мышцами и, возможно, я могла бы вам как-то помочь.
Мужчина несколько раз покачал головой, затем отнял ладони от лица и посмотрел на Аомамэ.
Его длинные, с проседью волосы спускались до самых плеч. Возраст — около пятидесяти. Огромный нос чуть не в пол-лица — длинный, прямой и широкий — напоминал альпийскую гору с фотографии в календаре: с мощным подножием, основательную и величавую. При взгляде на этого человека именно его нос запоминался больше всего. Глаза посажены так глубоко, что и не разобрать, куда смотрят. Лицо под стать телу — широкое и мясистое, черты правильные. Гладко выбрито, на коже ни родинок, ни прыщей. В целом лицо умное и совсем не агрессивное. Но когда глядишь на него, что-то не дает глазам успокоиться. Какая-то неуловимая особенность, которая режет глаз и выбивает людей из привычной системы координат. Возможно, чересчур крупный нос нарушает баланс лица, заставляя собеседников нервничать? А может, глубоко утопленные глаза своим тусклым сиянием слишком напоминают доисторические ледники — настолько покойные, что разглядывать их уже нет никакого смысла? Или все дело в тонких губах, постоянно изрекающих то, что невозможно предугадать?